Тайбэй, Тайвань — Поскольку в начале этого года число случаев коронавируса в Шанхае резко возросло, а режим самоизоляции в городе растянулся с недель до месяцев, чувство удушья у Лии Чжан усилилось.
Хотя он мог свободно бродить по кампусу, у него лишили выходных, которые он проводил за просмотром концертов в городе. Еду из столовой она терпеть не могла — слишком сладкая для ее вкусовых рецепторов, привыкших к острой сычуаньской кухне, на которой она выросла.
Когда ее парень сказал ей, что он «всегда будет доверять» шанхайскому правительству, она рассталась с ним. После того, как цензоры удалили видеоподборку под названием «Апрельские голоса», в которой показаны некоторые из наиболее важных моментов блокировки, в том числе плачущие дети, разлученные со своими родителями во время карантина, Чжан упал.
«Я плакала до такой степени, что больше ничему не могу доверять», — сказала Чжан, попросившая не называть ее английского имени из-за боязни мести правительства за обсуждение деликатной темы. «Я могу доверять только себе, я могу «я не доверяю никому другому и никакому правительству».
Чжан знает, что ее опыт ни в коем случае не был уникальным — или даже особенно экстремальным — но она предлагает картину того, как строгая политика Китая «ноль COVID» довела простых людей до предела, который в конце концов привел к протестам на национальном уровне. прошлого месяца.
Более 26 миллионов человек в Шанхае были заперты на два месяца в рамках одного из самых строгих и заметных карантинов в стране. И за последние три года различные китайские города постигла та же участь, поскольку правительство твердо придерживалось политики, направленной на прекращение передачи вируса с помощью строгих процедур изоляции и постоянного массового тестирования.
После волны общественного гнева, невиданной десятилетиями, правительство объявило в среду, что оно резко ослабит некоторые из самых обременительных ограничений.
Но, возможно, сейчас больше, чем когда-либо, китайцы сталкиваются с запутанной массой мер, поскольку местные чиновники изо всех сил пытаются сбалансировать последние политические директивы со страхом перед неконтролируемой вспышкой.
Именно эту неуверенность Чжан с трудом переносила, и это навсегда изменило ее отношения с домом, что даже привело к решению эмигрировать.
В начале марта, когда количество случаев заболевания в Шанхае увеличилось, университет Чжана закрыл учебные корпуса, перевел занятия в онлайн-режим и запер парадные ворота кампуса.
Он знает, что ему повезло. Некоторые рабочие-мигранты решили жить на улице, чтобы продолжать работать, а не сидеть дома, в то время как жители среднего класса были вынуждены просить необходимые лекарства для тех, кто страдает хроническими заболеваниями.
Вместо этого она и ее сокурсники смогли прогуляться по кампусу и никогда не сталкивались с нехваткой еды, от которой страдали некоторые жители Шанхая, которых держали в своих домах — хотя металлические листы по периметру гарантировали, что я не выйду на улицу.
Каждое утро после проверки на вирус Чжан включал свой компьютер для занятий, но изо всех сил пытался сосредоточиться. Обед обычно был в одном из ресторанов кампуса.
По ее словам, дни были заполнены болтовней с одноклассниками о том, что произойдет дальше, или прокруткой дум на телефоне на одном из тренировочных полей.
По ее словам, самым большим спасением для нее было курение сигарет после ужина.
В течение нескольких недель не было видно конца. «Каждую неделю они выпускали новое уведомление, в котором говорилось: «На следующей неделе мы собираемся продолжить этот стиль управления», — сказала она.
Хотя он никогда не был голоден, ему не хватало легкого доступа к любимым продуктам. Она ела в одном из ресторанов кампуса, опасаясь, что каждый прием пищи будет для нее последним, и, в конце концов, в апреле рестораны начали закрываться, потому что они не могли получить необходимые продукты.
Ее любимым был магазин малатанг, в котором продаются овощи, сбрызнутые маслом с добавлением чили и перца мала. Он прекратился почти на два месяца. Он также скучал по чаю с пузырьками из другого закрытого магазина и свежему хлебу, вспоминая тот день в середине мая, когда он вернулся в кампус через несколько недель.
Между тем, она была поглощена постоянным потоком онлайн-постов о людях, страдающих в большом городе.
Ее беспокойство и разочарование отделяли ее от окружающих.
Ее соседка по комнате, например, была счастлива, что они могут спокойно есть и передвигаться по кампусу.
«Некоторые школы в то время закрыли общежития, и она сказала: «По сравнению с этими людьми, мы уже живем хорошей жизнью, почему вы все еще жалуетесь?», — сказал Чжан. «Она чувствовала, что это жизнь, которую она может принять, но я не могу этого принять».
Вера ее любовника в то, что она может доверять правительству, не имела для нее смысла, поскольку она поглощала историю за историей о страданиях и жестокости.
Сообщения о пандемических работниках, избивающих домашних корги до смерти. Пожилые люди с серьезными медицинскими потребностями вынуждены находиться на карантине в учреждениях, оборудованных только переносными туалетами, а иногда и без элементарных удобств, таких как душевые. Самоубийство сотрудника местного департамента здравоохранения. 55-летний мужчина, который жил один, умер в своей квартире, потому что его дочь не смогла получить разрешение покинуть свое здание и отвезти его в отделение неотложной помощи.
По мере создания этих примеров — и их удаления цензорами — люди создавали виртуальный архив для записи историй.
По ее словам, в свете этих реалий слова ее парня сделали его совершенно незнакомым.
В конце мая, когда город, наконец, начал снимать некоторые ограничения, Чжан составила план вернуться домой к своим родителям на юго-западе Чунцина. На самом деле больше.
«Мне пришлось придумать всевозможные планы: план А, план Б, план С, чтобы, если бы я столкнулась с какой-либо чрезвычайной ситуацией, я могла вернуться домой», — сказала она.
По ее словам, выход из карантина в Шанхае был странным путешествием. На городском вокзале Хунцяо Чжан столкнулся с морем людей в белых медицинских защитных костюмах, которые стали синонимом вируса в Китае. Университеты выдавали костюмы студентам в качестве защиты. Чжан решил носить только маску.
«Я была окружена всеми этими защитными костюмами, и это было действительно страшно», — сказала она. Но «как только я сел в этот поезд, я подумал:« О, я уже на полпути домой ».
После поездки на поезде, ночевки в отеле на полпути и полета на самолете она, наконец, приземлилась в Чунцине, где государственные служащие отвезли ее в отель на семидневный карантин. Они установили в машине пластиковый барьер, который удерживал ее в пузыре.
Карантин был тяжелым, но терпимым, потому что у него был конец. Она воссоединилась со своими родителями 1 июня.
Она решила подать заявку на обучение за границей, чтобы получить степень бакалавра, надеясь, что ей больше никогда не придется терпеть изоляцию. Нервно ожидая решения о зачислении, Чжан сказал, что хочет найти способ иммигрировать на более длительный срок.
«Во время карантина в Шанхае в апреле произошло много вещей, некоторые вещи были действительно неприемлемыми», — сказала она. «После апреля во мне утвердилось убеждение, что я обязательно должен покинуть эту страну».
На прошлой неделе Чжану позвонили из Шанхайского агентства по борьбе с болезнями и сказали, что он тесно контактировал с кем-то, у кого был положительный результат на концерте, который он посетил. Он снова оказался на карантине.
